Портреты членов профсоюза: Ахмед из Вильнюсского отделения

Некоторые люди говорят: «Зачем ты приехал в эту страну? Здесь бедно и скучно». Но когда я жил в Ираке, у меня просто была мечта уехать. Потому что я гей, и жить там было сущим адом.

Да, здесь тебя могут посадить на полгода, но ты имеешь возможность получить убежище. Я приехал в Литву через Беларусь в 2021 году. Мне тогда было 20 лет. Когда я приехал, меня привели в полицейский участок и взяли анализ на корону. Тест оказался положительным, поэтому меня поместили в карантин на 15 дней. После этого меня перевели в первый лагерь. Я не помню его названия.

Первые два месяца забирают все телефоны. Мне повезло, потому что у меня было два телефона, и я отдал им сломанный, а хороший спрятал. Я был единственным в лагере из трехсот человек, у которого был телефон. Ночью, под одеялом, я отправлял семье новости, потому что если они не получили бы никаких известий в течение двух месяцев, вы знаете, как бы они себя чувствовали. Поэтому каждый день я пользовался телефоном всего пять минут.

Вскоре другие люди в лагере узнали об этом и захотели дать мне денег за пользование телефоном. Я сказал, что можно пользоваться, только не говорите полиции. Люди были так счастливы, что смогли связаться со своими родными. Я тоже был рад за них.

Затем меня перевезли в Руднинкай. Это был шатер, в котором находилась тысяча человек. Было холодно и дождливо, а еду давали только один раз в день. Там был рынок, похожий на автомобильный, но он был очень дорогим. Еда была плохая, мы не могли купить никаких лекарств, если болели. Когда я приехал в Вильнюс, я не мог поверить, насколько все было дешево по сравнению с ценами в том лагере.

А потом меня перевели из Руднинкай в Кибартай. Когда они узнали, что я гей, то сказали: «О, ты не должен оставаться здесь, ты должен переехать в Медининкай». Но в Медининкай для меня все равно было небезопасно. Там был специальный сектор, но многие люди там не были гомосексуалистами. Они говорили, что они гомосексуалисты, но на самом деле они были гомофобами.

Тогда меня снова перевели, на этот раз в Пабраде, в сектор Б. Его называли «Сектор геев». Каждый день в 4 или 5 утра приходила полиция и проверяла, не убежал ли кто. Но как они приходили... Они толкали дверь ногами и выкрикивали цифры. И они смеялись над нами, смотрели на нас как на монстров, потому что все знали, что мы геи».

Наконец я получил частного адвоката, которая помогла мне получить убежище. Мне пришлось ехать еще раз, в Руклу, и ждать свой личный номер четыре месяца. Я не знаю, почему так долго. Обычно они делают тебе удостоверение личности и счет в банке, ты выбираешь город, а потом можешь уехать.

Из тысяч мигрантов, находившихся в лагере, многие были возвращены обратно в Ирак или сбежали в Германию. Только около 20 остались в Литве. Как вы думаете, это потому, что «Литва - бедная страна», или из-за правительства? Я думаю, это из-за правительства. Они не заботились о нас.

После того как они проверили наши документы, они должны были поверить нашим рассказам о том, что нам угрожает опасность, так что, по крайней мере, должны быть соблюдены права человека. Но для нас нет никаких прав человека. Может быть, если бы у меня была белая кожа и голубые глаза, все было бы иначе? Потому что я знаю некоторых украинцев, и когда я спрашиваю их, сколько они платят за жилье, они говорят, что за них платит государство. Так почему?..

Ситуация плохая не только в Литве, но и в Европе. У меня есть друг, который работает в Ираке в такой же НПО, как G1PS, помогая ЛГБТ, но он находится в большей опасности, потому что в Ираке это запрещено законом. Один раз он получил приглашение от своего друга из Нидерландов приехать в гости, но посольство не пустило его, сказав: «Ты иракец, может, ты приехал сюда не погостить, а получить убежище».

Когда я выбрался, начал искать работу. Моя первая работа здесь была в бистро «Yala Yala». На самом деле это была первая работа в моей жизни. Там работали и другие беженцы из Ирака. Проработав там девять дней, я упал со самоката по дороге домой с работы. И тогда работодатель сказал не говорить врачу, что я работаю. Но я все равно сказал правду, и тогда врач попросил контракт, а я сказал, что у меня его нет.

Работодатель пытался запугать меня, что он заявит, что я работаю нелегально, и меня посадят в тюрьму. Тогда я еще не знала, что ответственность за это несет работодатель, а работники не несут наказания. Я обратилась за помощью, и G1PS представляла мои интересы в комиссии по трудовым спорам. G1PS доказала, что трудовые отношения были, и работодатель должен был выплатить мне компенсацию. Но у него были долги и перед другими работниками. Поэтому он объявил о банкротстве, и мы так и не получили деньги.

Интересно, что теперь у того же человека уже есть новый бизнес. Так может быть, у него все-таки были деньги?

Я сменил несколько мест работы, и везде были проблемы. Я немного поработал в Болте, но это очень опасно для здоровья. А в больницах никто не говорит по-английски.

Я хотел выучить литовский, но хороших мест нет. Некоторые курсы очень дорогие, около 600 евро. Есть и более дешевые, но там на тебя просто кричат. Я присоединился к одной группе после того, как вышел из лагеря, но они уже были в середине. Они сказали: «Это твоя проблема, что ты пришел поздно». Я говорю: «Это не моя проблема, я был в Рукле!»

На моей нынешней работе, где я работаю кассиром и шеф-поваром в кебабной сети, тоже было очень тяжело с менеджером. Я работаю по 14 часов в день, 4 дня на работе, 4 дня отдыха. Однажды я заболел, и врач сказал, что я не смогу работать две недели. Менеджер хотела меня уволить, она сказала: «Мне нужны люди, которые работают, а не те, кто болеет». А я ответил: «Я хочу работать, но сейчас физически не могу». После того как я вернулся с больничного, она дала мне 14 часов работы 6 дней подряд. Она хотела усложнить мою работу, чтобы я уволилась. На 6-й день я подменила другого человека, поэтому она ничего не могла с этим поделать. Я рад, что в G1PS мне помогли.

Я поддерживаю связь с друзьями-геями в Ираке. Там им приходится жить двумя жизнями. Одна жизнь - с самим собой в телефоне, иногда публикуя истории или связываясь со мной, а другая - с семьей, страной и правительством. Ты не можешь одеваться так, как хочешь, не можешь быть таким, как хочешь.

Но это для посторонних. В частной жизни, пока вы не стали взрослым, это нормально, что мальчики развлекаются с мальчиками, как будто 99 % иракских мужчин бисексуальны. Но потом они будут всё отрицать и станут крайне гомофобными на публике. А если кто-то становится открытым геем, люди, которые его поддерживают, становятся врагами.

За открытые гомосексуальные отношения в Ираке можно получить до 15 лет тюрьмы. До этого они хотели вернуть смертный приговор, но теперь это всего лишь 15 лет тюрьмы. Ого, спасибо вам большое. Иракское правительство даже не думает о лесбийских отношениях. Девушка с девушкой - что они могут сделать? Нет, это невозможно. Их волнуют только мужские отношения.

Мне трудно говорить о своем прошлом. И я не знаю, каким будет мое будущее. Я хочу стать бортпроводником, но мне довольно сложно этого достичь. Я учился в школе на последнем году, когда у меня появилась возможность уехать, поэтому я ее не закончил. В Литве, если я хочу поступить в университет, мне нужно принести документы из школы, но они никому их не выдают. Мне нужно ехать туда лично.

Поэтому сейчас я не учусь. Я пытаюсь связаться с другими иракскими школами за пределами Ирака, в Румынии или во Франции, но сейчас я слишком взрослый для учебы, они говорят, что мне должно быть 20 лет. А когда я спрашиваю, что мне делать, они говорят: «Возвращайся в Ирак»...

Надеюсь, я как-нибудь получу диплом и начну учиться.